Ризван Курбанов: «С «лесными» надо разговаривать, без этого успеха не добиться»

Интервью «Московским новостям» председателя комиссии по адаптации боевиков.

Дагестанец Беслан Бациев, несколько лет скрывавшийся в Бельгии от властей, опасаясь наказания за участие в незаконных бандформированиях, только что вернулся на родину. Созданная ровно год назад при правительстве Дагестана комиссия по адаптации раскаявшихся боевиков к мирной жизни считает это своей заслугой. Хотя сам Бациев утверждает, что за время своего пребывания в лесу ни в кого не стрелял, а только варил еду товарищам по оружию, его согласие на сотрудничество может стать прецедентом для десятков других участников НВФ, сошедших с «тропы войны», но скрывающихся как в России, так и за ее пределами. Председатель комиссии вице-премьер Дагестана Ризван КУРБАНОВ подводит в беседе с «МН» итоги года работы.

- Сколько человек обратилось к вам за помощью из-за границы?

- 40 человек прошли через комиссию. Есть еще 67 человек, с которыми мы ведем переговоры. Это не так много, как нам хотелось бы, но процесс идет. Обращаются не только из республики: Бациев не единственный, кто оказался за границей. Звонят с Ближнего Востока, в частности из Саудовской Аравии, из Европы, даже из Австралии. Для нас главное - вера этих людей в наше дело. Вернувшись и влившись в общество, они сами смогут объяснить тем, кто стоит на перепутье, что в лесу делать нечего, что становиться на преступный путь значит идти в никуда. И за ними последуют другие. Магомедсалам Магомедов стал президентом в марте 2010-го, а наша комиссия заработала уже 2 ноября – до этого мы старались понять, что нам нужно, чтобы молодые люди поверили нам и имели возможность выйти из леса, как выработать механизм диалога, стать мостом между ними и обществом? На каком-то этапе мы должны были остановить их. Они наши соотечественники.

- Вы лично встречались с теми, что считает, что традиционный ислам на Кавказе отходит от религиозной догмы, и за эту догму надо воевать?

- Да, и не раз.

- Не страшно?

- Нет, ведь с ними действительно надо разговаривать, без этого добиться успеха невозможно.

- Что за люди выходят на вас «с той стороны»?

- Люди, которые на распутье, те, кто является пособником, иногда те, кому уже предъявлено обвинение. У нас был случай: человек долгое время скрывался, потому что таксовал и как-то подвез парня, который затем совершил теракт в Кизляре. Он думал, что его разыскивают, и подался в лес.

- Но есть ведь те, кто встал на путь джихада по идейным соображениям. Есть ли у вас опыт работы с такими людьми?

- Конечно. Два человека, один из Челябинска, другой из Чебоксар, приехали в Дагестан совершать джихад. Во время первой нашей встречи взгляд этих людей был совсем отрешенным, они нас не слышали и даже не пытались услышать. Нам было понятно, что эти люди совсем не разбираются в вопросах ислама. Мы приняли решение отправить их в медресе, чтобы они смогли изучить ислам, чтобы у них отпало желание совершать джихад там, где его не надо совершать. Через некоторое время это были совершенно другие по ментальности люди. Одному из них мы оказали и медицинскую помощь. Чуть позже к нам приезжали их родственники, благодарили. И сами ребята благодарили нас за то, что они нашли в нашей республике друзей, которые ответили на их вопросы и дали понять, что ислам - религия направленная на созидание, а не на разрушение.

- Почему они едут именно в Дагестан?

- Потому что целыми днями сидят в интернете, на различных сайтах, где читают пропагандистские призывы. У них возникает образ республики, где якобы притесняют мусульман. При этом они понятия не имеют, куда едут. И местная молодежь тоже сидит на этих сайтах, читает эту искаженную информацию об исламе. В какой-то момент они принимают для себя ошибочное решение. А кого-то просто подставляют. Например, «лесные» «подарили» юноше мобильный телефон, а он был «паленым», то есть они сами звонили с него, после чего происходил теракт. Естественно, мальчиком начинают интересоваться правоохранительные органы. И он бежит к «лесным»: что делать? Они отвечают: ты теперь один из нас. Вот он и просидел в лесу, пока мы не открыли нашу комиссию.

- Каков социальный портрет тех, кто встает на путь джихада?

- Это люди из разных слоев общества. Недавно был задержан имам мечети из Ростова-на Дону. Родственники думали, что его похитили, убили и все такое, а он в этот момент разъезжал по Дагестану, призывая к войне с неверными. Сейчас он сидит. В древности, когда люди действительно шли на джихад, они не трогали женщин и детей. Сегодня «лесные» - деструктивные элементы. Нигде в Коране не написано убивать невинных людей. Но, одурманенные интернетом, эти люди идут совершать преступления. Молодежь не читает газеты, журналы, книги. Они сидят в блогосфере. Видят интересную беседу. Даже если она неверная по смыслу, она им интересна, они впитывают информацию как губка. На этих пропагандистских сайтах своя цензура, иное мнение они не воспринимают, тут же удаляют. Поэтому у молодежи создается ошибочное мнение. Мы тоже открываем сайты, стараемся привлекать людей. Мы выложили видео нашей беседы с имамом мечети в Махачкале на улице Котрова [считается частично салафитской. – «МН»] Хасаном-хаджи. Это человек, к мнению которого прислушиваются все. Смотрят – 16 тысяч просмотров. Чем больше будет таких материалов, тем больше пользы для общества.

- Как вам удается договариваться? Какова вообще процедура адаптации?

- Все зависит от конкретного случая. Иногда обращаются родственники тех, кто в лесу, просят помочь им реабилитироваться, приносят заявление и от себя, и от него. Мы начинаем изучать ситуацию, ведем с ним самим переговоры. Если выясняется, что на нем нет крови, мы проводим заседание комиссии и решаем, что с ним делать. Или где-то засел боевик – тогда мы прибегаем к помощи родственников, имамов, психологов. Недавно удалось уговорить одного сдаться. Его три года разыскивала семья. Кстати, за все время существования нашей комиссии не было ни одного случая, чтобы человек обвинял силовые ведомства в том, что он из-за них был вынужден уйти в лес.

- Говорят, что люди, прошедшие адаптацию, но совершившие преступления, получают небольшие сроки.

- Срок определяет суд. Но небольшие сроки нужны, чтобы те, кто находятся в лесу, понимали, что существует не только необходимость, но и реальная возможность вернуться в общество. Например, один человек был задержан во время операции, в которой ликвидировали Магомедали Вагабова [август 2010. – «МН»]. С тем букетом преступлений, который за ним был, он получил всего 10 лет. Тот, кто сидит в лесу осознает, что если этот за такой состав получил 10 лет, а на нем - гораздо меньше, значит, ему дадут еще меньший срок.

- Вы чувствуете поддержку федеральной власти? Ваш опыт перенимают в других кавказских регионах?

- Наша идея нашла поддержку у Дмитрия Анатольевича Медведева: было сказано, что пора перестать отчитываться трупами за работу силовиков на Кавказе, необходимо вести диалог. Насколько я знаю, в Ингушетии создана аналогичная комиссия.

«Московские новости» фото: РИА-Новости