Рафик Мухаметшин: «Уход Гусмана-хазрата – знаковое событие для всей российской уммы»

В течение 12 лет мусульманскую общину Республики Татарстан, одну из крупнейших в России, возглавлял Гусман-хазрат Исхаков. За эти годы сделано многое. Были в его работе и несомненные успехи, и просчеты, — считает ректор Российского Исламского Университета Рафик Мухаметшин:

Если мы подводим итоги исламского возрождения в Татарстане, то они, безусловно, впечатляющие. У нас 1300 мечетей, выстроенная система управления мухтасибатами, кадыятская система худо-бедно работает, халяльная индустрия. В самой Казани действует 50 мечетей. Трудно найти другой мегаполис в России, где работает столько мечетей. Система исламского образования тоже заслуживает внимания. Открытие исламского университета впервые в 1998 году — это тоже заслуга Гусмана-хазрата. Результаты работы Гусмана-хазрата впечатляющие, и в этом, мне кажется, ни у кого нет сомнений. К тому же он был тонкий психолог, он всегда мог найти общий язык с главами администраций — в регионах, на местах, с чиновниками. Это тоже огромнейший плюс Гусмана-хазрата. Но дело в том, что закончился определенный этап исламского возрождения. Некие количественные параметры мы выполнили. Если мы сейчас еще начнем строить 1300 мечетей — это, конечно, хорошо, но встает проблема заполнения их молодыми имамами, и тут качества выходит на первое место. Надо было пересмотреть свою стратегию. Здесь или Гусману-хазрату было или сложно, или он этого не хотел. Он, выполнив огромнейшую работу, пройдя первый, очень важный этап исламского возрождения, сделал свой выбор и сейчас будет заниматься центром изучения Корана «Рашида». Он оставил своим последователям проблемы, которые надо быстро решать.

Последователи такие есть?

45 районов, 45 мухтасибов это, безусловно, команда. И кадыи работают. Команда есть, однозначно. Проблемы с кадрами, особенно среднего звена, в Татарстане нет.

А Совет улемов?

На пленуме было высказано удовлетворение его работой. Как ни парадоксально, даже в самых элементарных вопросах — например, проведения пятничного намаза по ханафитскому мазхабу, чтобы не было иных толкований — тоже много вопросов оказалось. Совет улемов разработал типовые требования к имаму, как вести себя, типовые проповеди. Для Совета улемов сейчас работы огромное количество, потому что сейчас новый этап исламского возрождения связан именно с богословскими проблемами. Здесь, мне кажется, роль Совета улемов вдвойне возрастает. Казалось бы, у нас не было разногласий, потому что 20 лет назад все говорили: Слава Аллаху, ислам возвращается в нашу жизнь. Говорили, что ислам лучше, чем атеистическое общество. Но сейчас мы уже смотрим по-другому на эту проблему. Сегодня мы видим молодежь, которая ходит в мечеть, совершает пятикратный намаз, но у которой совершенно негативное отношение к наследию, к представителям других конфессий. С одной стороны, мы радуемся, что эта молодежь не пьет, не увлекается наркотиками, ходит в мечеть, а с другой стороны, эта молодежь может спокойно назвать кафирами своих родителей и своих соседей. Что делать с этой молодежью? Как их воспитывать? Не является ли это формой маргинализации молодежи? У молодежи совершенно уничижительное отношение к наследию своих предков, к своей истории. Может быть, это звучит кощунственно, но нужна ли такая мусульманская молодежь, которая кафирами называет своих родителей? Как использовать эту молодежь для решения общих мусульманских общеполитических и социальных проблем? Не будет ли от нее больше вреда, чем пользы? Вопрос в этом. И мы над ним серьезно не задумывались.

Получается, что на первом этапе мы радовались возрождению ислама, а сейчас нас больше волнует, какой именно ислам возрождается в нашем обществе и какой ислам нам нужен…

Да, мы должны еще раз вспомнить историю ислама. Ведь мазхабы не случайно возникли. Они возникли для того, чтобы ислам не раскололся, чтобы он был адаптирован, чтобы мусульмане чувствовали себя комфортно в той или иной среде, чтобы они могли себя чувствовать представителями и своей этнической группы. Потому что хоть я и мусульманин, но «татарскость» у меня некуда не денется. Мои же национальные представления никуда не исчезают. Поэтому когда мы говорим о ханафитском мазхабе, речь не идет о том, что он лучше или хуже. Речь идет о том, что ханафитский мазхаб приспособлен к менталитету тюркских народов, в том числе татар. Ханафитский мазхаб дает толкование, как сохранить традиции, обряды. Мусульманин, будучи в рамках ханафитского мазхаба, живя в поликонфессиональной среде, чувствует себя вполне комфортно. Это самое главное. Молодежи, которая бы это осознавал, очень мало. Она совсем другая, и я с ужасом за ней наблюдаю. Ее многие аспекты нашей жизни — этнические и другие, духовные традиции — совершенно не волнуют. Они считают, что им достаточно читать Коран, знать хадисы, — и ты уже правоверный мусульманин. Но это далеко не так.

Гусман-хазрат столкнулся и с радикальными идеями в мусульманской общине Нижнекамска.

Да, но это проблема не только Гусман-хазрата, а всей мусульманской общины, включая Северный Кавказ. Те молодые люди, которые в начале 90-х годов уезжали учиться за рубеж, возвращаются. Но они воспитаны в совершенно других традициях. Возвращаются, может быть, совершенно искренние мусульмане, но они уехали туда после школы, у них не было никакой предварительной религиозной подготовки в России, их воспитывали с нуля в той среде, и, возвращаясь, естественно, они считают, что их обучали основам истинного ислама. У них много недозволенных новшеств, ширков, т.е. нарушений основ ислама. Такая молодежь есть везде. Но она вернулась к нам, вернулась с образованием. Гусман-хазрат говорил, что с ней надо работать, ее надо привлекать. С одной стороны, правильно, но с другой стороны, не является ли это неким компромиссом, ведь эта молодежь несет за собой определенную идеологию. Может быть, это было одно из уязвимых мест нашего хазрата. Работать надо, но компромисс компромиссу рознь, нужно и противодействие. Поэтому возникли богословские разногласия. С уходом хазрата они никуда не исчезнут, потому что богословие — это мировоззренческая сфера. Она требует длительной работы и Духовного управления, и системы образования, и силовых структур. Нужны общие усилия, чтобы не было радикальных течений.

Каким Вам видится будущий муфтий? Я не прошу Вас называть фамилии, я имею в виду его позицию, убеждения?

Я думаю, что настало время муфтия, который бы довольно четко расставил богословские ориентиры. В Татарстане это не так сложно, казалось бы. В Уставе написано — ханафитский мазхаб. Надо формировать мусульманскую молодежь, которая адекватно воспринимает наши реалии, понимает, что у российских мусульман была тысячелетняя история, богатое богословское наследие, которая бы гордилась этим наследием. В этом направлении будущий муфтий должен строить свою работу.

Вы сказали о завершении первого этапа в возрождении ислама в Республике. Можно ли то же самое сказать и обо всей умме России? Может быть, и в ее становлении завершился определенный этап?

Однозначно. Это касается не только Татарстана. Уход Гусмана-хазрата, мне кажется, знаковое событие. Ведь все муфтии — их 80 — практически одновременно пришли, прошли тот же путь, что и Гусман-хазрат, пережили ту же эйфорию возвращения ислама, строительства мечетей. Но проблемы у всех одинаковые, может быть, даже где-то хуже, чем в Татарстане. По крайне мере у нас система управления выстроена, она работала, а в каких-то регионах и этого нет! Там по нескольку Духовных управлений, которые выясняют отношения между собой, и вместо того, чтобы решать проблемы, они обвиняют друг друга в чем угодно. Так что проблема — общероссийская, может быть, включающая и Северный Кавказ. Мне кажется, что уход нашего муфтия заставит многих задуматься, почему это произошло? Что мы должны делать, чтобы и с нами этого не случилось.

IslamRF.Ru