«The New York Times»: Могут ли исламисты быть либералами?

Для тех, кто обеспокоен экстремизмом на Ближнем Востоке, это хорошая новость. Изначально экстремизм порождали светские тираны, которые подавляли исламистов и налагали на них запреты. (Айман Завахири, ставший ведущим идеологом «Аль-Каиды», был ветераном пыточных камер Хосни Мубарака.) Исламисты станут более умеренными лишь в том случае, если их не будут подвергать угнетению. А когда они столкнутся с ответственными задачами государственного управления, у них появится еще больше прагматизма.

Но для обеспокоенности есть еще один повод. Что если избранные в результате голосования исламистские партии, пользуясь народной поддержкой, введут законы, ограничивающие личные свободы - скажем, запрет на алкоголь и казни обращенных в другую религию? Что, если демократия не будет служить делу свободы?

Этот вопрос редко звучит на Западе, где демократия зачастую синонимична либерализму. Однако, как предупреждал в 2003 году в своей книге «The Future of Freedom» (Будущее свободы) Фарид Закария (Fareed Zakaria), существуют и непросвещенные демократии, где власть большинства не ограничивается конституционным либерализмом, а права и свободы всем гражданам не гарантированы. Такая опасность возникла в странах арабской весны, и даже в новой пост-кемалистской Турции. Следовательно, дебаты нужно вести о том, совместим ли ислам с либерализмом.

Главным яблоком раздора является то, что есть нормы и запреты ислама - правовые или нравственные понятия и категории. Когда мусульмане говорят, что ислам повелевает ежедневно совершать намаз и запрещает алкоголь, что они имеют в виду: общественный долг, за исполнением которого будет надзирать государство, или личную обязанность, за которую люди несут ответственность перед Всевышним?

Тем, кто верит в первое, Саудовская Аравия может показаться идеальным государством. Ее религиозная полиция следит за тем, чтобы каждый гражданин страны соблюдал каждое правило, считающееся исламским: женщин заставляют закрывать лицо, мужчин принуждают регулярно посещать мечеть, и всем запрещают делать все то, что считается греховным. Однако хорошо известно, как представители саудовской элиты ездят за границу, где шляются по совершенно диким ночным клубам и совершают такие прегрешения, какие дома просто невозможны. И хотя это их гражданское право, возникает вопрос о том, а не является ли ревностная набожность Саудовской Аравии обычным лицемерием.

И напротив, исключительно светская Турецкая Республика вместо насаждения исламской практики и обычаев десятилетиями препятствовала религии, доходя до запретов на хиджабы. Однако турецкое общество остается твердо верующим благодаря семье, традициям, общине и религиозным лидерам. Поэтому в сегодняшней Турции, где человек волен выбирать между баром и мечетью, многие предпочитают второе, действуя по велению совести, а не по приказу государства.

Но даже в Турции, где под руководством Партии справедливости и развития премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана быстро крепнет демократия, есть причины для беспокойства относительно того, что в стране может возникнуть непросвещенная и несвободная демократия. Дело в том, что Турция до сих пор страдает от болезненного национализма, которому ненавистны права меньшинств, от жестокой судебной системы, призванной защищать государство, а не его граждан, а также от политической культуры нетерпимости, в которой любая критика воспринимается как агрессивное воздействие, а провокационные идеи считаются преступными.

Но эти препятствия на пути либеральной демократии не имеют отношения к религии. Это наследие многолетней светской, но авторитарной политики. Однако Партия справедливости и развития, находящаяся у власти почти десять лет и осуществившая целый ряд важных либеральных реформ, в последнее время допускает ослабление своей прогрессивной политики. Партия впитала в себя часть традиционной ограниченности истэблишмента из столицы страны Анкары, где она сегодня полностью доминирует. Она не стала слишком исламистской, она просто оказалась слишком турецкой.

Власть ПСР дает новые полномочия религиозному и консервативному большинству Турции, и поэтому крайне важно, чтобы новая элита провела либерализацию политической системы, а не просто прибрала ее к рукам ради собственной выгоды. Возникают новые вопросы по поводу религии и общественной жизни. Должны ли школы проповедовать ислам? Надо ли ограничивать продажу алкоголя? Должно ли государство требовать от частных телеканалов защиты «нравственных ценностей»? В равной мере государство должно защищать гражданские свободы, включая «свободу грешить», а также сдерживать тех, кто стремится воспользоваться государственной властью в целях навязывания собственных ценностей остальным.

Если Турции удастся этот либеральный эксперимент, и она соответствующим образом составит проект своей новой конституции, то страна подаст многообещающий пример правительствам Туниса, Египта и других государств, где власть находится в руках у исламистов. Все эти страны крайне нуждаются не просто в процедурной демократии, но также в либерализме. Здесь существует и разумное исламское объяснение: навязанная религиозность ведет к лицемерию. А тем, кто надеется взрастить подлинную религиозность, следует сначала установить свободу.

Мустафа Акьёль - турецкий журналист, автор книги «Islam Without Extremes: A Muslim Case for Liberty» (Ислам без крайностей: мусульманское дело свободы), перевод ИноСМИ.ru